Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прежде чем открывать вам мои намерения, любезный, — презрительно сказал мистер Карсон, — мне бы хотелось спросить, какое вы имеете право вмешиваться в наши дела? Ни Мэри, ни я, насколько мне известно, не просили вас быть посредником. — Он помолчал в ожидании ответа, который показал бы, насколько правильно его последнее предположение. Но Джем молчал, и Карсон, вообразив, что его собираются принудить к браку с Мэри, воспылал гневом. — А потому, милейший, будьте любезны оставить нас в покое и не вмешивайтесь больше в то, что вас не касается. Если бы вы были братом или отцом Мэри — другое дело. А так — вас можно назвать лишь наглецом, который сует нос не в свои дела.
И он снова хотел было пойти, но Джем с решительным видом продолжал загораживать ему дорогу.
— Вы говорите, что, если б я был ее братом или отцом, вы ответили бы мне, — сказал он. — Так вот, ни отец, ни брат не могли бы любить ее так, как я любил ее — да не только любил, а все еще люблю. И если любовь дает право что-то требовать, то никто на свете не имеет на это больше прав, чем я. Теперь скажите мне, сэр: собираетесь вы поступить с Мэри по-честному или нет? Я сказал вам, по какому праву я хочу это знать, и, клянусь, узнаю.
— Вы слишком много себе позволяете, — заметил мистер Карсон, который, выяснив то, что ему хотелось узнать (а именно что Джем любит Мэри, но она не поощряет его ухаживаний), не хотел больше задерживаться. — Будь то отец, брат или отвергнутый поклонник, — и он подчеркнул слово «отвергнутый», — никто не имеет права становиться между мной и моей подружкой. Я никому этого не позволю. Да черт вас возьми, пропустите вы меня или нет! Не хотите добром пускать, так я заставлю вас силой, — заявил он, видя, что Джем с упорной решимостью продолжает стоять у него на пути.
— А я не уйду, пока вы не дадите слова жениться на Мэри, — заявил сквозь зубы рабочий, и от гнева, который он не в силах был дольше сдерживать, лицо его покрыла смертельная бледность.
— Ах вот как! — с презрительной усмешкой воскликнул Карсон. — Ну, так я тебя заставлю посторониться.
И, размахнувшись, молодой человек сильно ударил рабочего по лицу гибкой тростью. Мгновение спустя он уже лежал, растянувшись в грязи, а Джем стоял над ним, с трудом переводя дух от ярости. Что бы он сделал дальше, ослепленный безудержным гневом, никому не известно, так как тут в дело поспешил вмешаться полицейский, который уже некоторое время незаметно для обоих молодых людей наблюдал за ними, предполагая, что такое бурное объяснение добром не кончится. В мгновение ока он скрутил руки Джему, который, растерявшись от неожиданности, не сопротивлялся.
Мистер Карсон тотчас вскочил на ноги, лицо его пылало от злобы и стыда.
— Отвести его в участок и посадить под замок за нападение на вас, сэр? — спросил полицейский.
— Нет-нет, — сказал мистер Карсон. — Это я первый ударил его. Он вовсе не нападал на меня, но, — продолжал он, злобно цедя слова в лицо Джему, которому была ненавистна даже свобода, обретенная — пусть заслуженно, но благодаря вмешательству соперника, — я никогда не прощу и не забуду нанесенного мне оскорбления. И уж поверьте, что Мэри ваше наглое вмешательство пользы не принесет, — задыхаясь от ярости, промолвил он и расхохотался, как бы желая показать свою власть над ней.
— А если вы посмеете хоть чем-то оскорбить ее, я подкараулю вас в таком месте, где полицейских не бывает! — в неменьшем возбуждении выкрикнул Джем. — И тогда пусть нас Бог рассудит.
Тут полицейский принялся уговаривать его и предостерегать. Наконец он взял Джема под руку и повел в сторону, противоположную той, куда направился мистер Карсон. Джем угрюмо подчинился, но, пройдя несколько шагов, вырвался.
— Поостерегись, любезный! — крикнул вслед ему полицейский. — Ни одна девушка на свете не заслуживает того, что ты накличешь на себя, если не одумаешься.
Но Джем был уже далеко и не слышал его.
Глава XVI
Встреча фабрикантов с рабочими
Кто б ни был ты, презрительным не будь.
Не знаешь ты, как словом, тоном, взглядом
Ты можешь сердце брата уязвить
И породить в нем горечь и вражду.
Откровения любви
Настал день, назначенный хозяевами для приема депутации рабочих. Встреча должна была состояться в зале гостиницы, и часам к одиннадцати туда начали съезжаться владельцы фабрик, получившие заказ из-за границы.
Разговор, конечно, начался с погоды, хотя мысли всех были заняты другим. Отдав должное всем дождливым и ясным дням, выпавшим на прошлой неделе, они заговорили о том, что свело их вместе. В комнате находилось также около двадцати джентльменов (включая и тех, кто, собственно говоря, не имел права на такое наименование), которых решение главного вопроса прямо не касалось, хотя и представляло для них известный интерес. Они разделились на несколько группок, которые, впрочем, далеко не во всем были между собой согласны. Одни стояли за совсем незначительные уступки — нечто вроде леденца, который дают капризному ребенку ради покоя и мира. Другие решительно и упорно возражали против того, чтобы уступить даже самую малость, ибо это создаст опасный прецедент. Это все равно что научить рабочих, как они могут стать хозяевами. И после, какое бы сумасбродное требование ни пришло им в голову, они будут знать, что достаточно им объявить забастовку — и их требование будет выполнено. К тому же двое или трое из присутствующих только что вернулись из тюрьмы,